... Мы говорим о всяком мировоззрении как о традиционном, если оно исходит из заданности реальности жизни, из заданности человеческого существования, из первичной убежденности в первореальности "мира" и производности, вторичности вот этого конкретного человека, в этом мире живущего. Соответственно, из такой первичной убежденности неумолимо вытекают следующие важнейшие установки и положения традиционного мировоззрения:

1) установка на истинное, объективное познание миропорядка, существующего вне и независимо от человека и возможности проявления им каких-либо качественных усилий со своей стороны; установка на получение знаний о мире извне (о мире как о пространстве своего существования);

2) смешение, придание статуса реальности продуктам человеческого ума. Реальность (Бог, мир, ценностное, любовь, истина, смысл и цель жизни и т. д.) есть то, что и как описывает и о чем говорит та или иная мировоззренческая истина, теория, учение... Сам процесс познания предполагает первоначальное нахождение сходств, соответствий, аналогий и проведение связей между наблюдаемыми явлениями и индивидуальным опытом познающего, их дальнейшую рационализацию в виде творчества мировоззренческих знаний и законов и, наконец, придание своим познавательным структурам и продуктам статуса собственно объективной реальности и объективной истины;

3) непреодолимый дуализм, разорванность сознания. Истинное познание — исключительная прерогатива Разума, который единственно может все понять и постигнуть, проникнуть в суть сущего, все объективно познать. Сфера человеческих чувствований, переживаний, эмоциональных состояний, предпочтений, устремленности, воображения — есть пространство субъективного восприятия и возможного (субъективного) искажения объективной реальности (если вдруг человеку захочется сделать что-то вопреки существующей истине). Поскольку подобного рода субъективизм всегда составляет первичную ткань реальности жизни человека, но в свете требований истинного познания он оказывается вторичным и производным от объективного порядка вещей и дел в мироздании; поскольку подавление, отказ от любого своего естественного проявления каждый раз усугубляет отчуждение человека от всего живого в себе и все больше разрывает человека на мыслительно-рассудочную и чувственную части, сознание "традиционалистов" неотвратимо результирует в различные формы дуализма (при котором весь объем мира, любой смысловой единицы делится на две половины; утверждение одной из них становится возможным только за счет и во вред другой). Вот самые распространенные дуалистические пары: дух и материя (тело); субъект и объект; разум и чувства; познание и "жизнь", вера в Бога и атеизм, добро и зло, истинное и ложное, правильное и неправильное, божественное и человеческое;

4) оперирование вообще человеком: незнание, незамечание всего индивидуального своеобразия и уникальности каждого конкретно живущего. Вся индивидуальная специфика отдельного человека есть не что иное как субъективное препятствие, возможное субъективное привнесение и заблуждение на пути истинного объективного познания. Нет вот этого конкретного человека, живущего неповторимую и ни на чью не похожую жизнь, но есть некий вообще человек, живущий единообразную и стандартизированную для всех жизнь;

5) высшее качество человека, его первичный выбор в жизни в том, чтобы объективно, истинно познавать, в его возможности следовать за той или иной истиной, теорией, учением, в его способности максимально быть в соответствии с ее интеллектуальными, социальными, психологическими, бытовыми, прочими требованиями и установками. В глазах традиционного мировоззрения, человек есть тот, кто призван выбрать между Добром и Злом; при этом понятия добра и зла, если и не абсолютизируются, то в любом случае предполагается, что добро — это и есть путь следования за данной истиной, в то время как зло — это путь отвращения от нее.

Итак, сердце традиционного мировоззрения — в некой определенной истине (неважно, формулируемой устно или на бумаге, своего собственного или некоего сакрального производства, услышанной по телевизору или позаимствованной из священных писаний), которая представляется для "традиционалиста" важнее всех сокровищ на свете, включая возможные возражения своей собственной человеческой природы против жизни и действий в соответствии с природой утверждаемой истины. Если другой человек иного мнения о природе мироздания и своей собственной жизни, чем думаю я; если он живет не так, как мне представляется правильным и истинным, он живет неправильно и неистинно, он плохой и заблуждается. Или же (будем снисходительны) пока еще не дорос до восприятия истины. С другой стороны, если у меня нет полного согласия на тот образ жизни, который я (вынужденно) веду; если во мне бывает что-то часто существенно против тех действий, которые я по жизни предпринимаю (но я заглушаю и подавляю это "что-то", воспринимая его за результат своей плохости, недолжности или слабости); если порой головой мне представляется правильным одно, а сердцем — другое (и я даю уговаривать и убеждать себя, позволяя себе доказывать всю необходимость и разумную оправданность того или иного действия); если, наконец, в своей жизни я больше действую по "надо", "необходимо", "я должен", жизнь же представляется серой, бесцветной и скучной, полной суеты, пустоты и бессмыслицы, состоящей из сплошной работы над собой и борьбы с себе подобными за место под солнцем — все это также является конкретным жизненным проявлением работы установок традиционного мировоззрения.

Все меняется, когда человек начинает действовать от личностного "хочу", когда каждое предпринимаемое действие рождается в результате соединения, согласия различных составляющих человека и его многоуровневого опыта. Реальность начинает представать не столько в виде слов и сотканных из них истин, сколько из отдельных человеческих миров, включая мой собственный; больше всех истин мира человеку становится интересен другой человек. Приходит осознание, что на земле нет и не может существовать двух одинаковых или даже похожих человеческих миров, что все живущие — глубоко индивидуальны, что такая единичность и неповторимость, уникальность каждого человека является зримым следствием различной степени проявленности некоего человеческого качества, различной меры приложения определенных качественных усилий со стороны каждого живущего. Ты начинаешь искать названия для такого человеческого качества; ты пытаешься на примере собственной жизни осознать, в чем может состоять выбор в реальности каждого дня: "делать в жизни ... что?", "быть ... каким?", "стремиться ... к чему?". Такой поиск своего человеческого качества, желание большей полноты жизни, сопряжены с интенсивным восприятием других человеческих миров (из числа тех, что представляются бесконечно красивыми и сильными) и результируют, наконец, в открытие всех открытий: нет никакой заданности человеческого существования, нет никаких ценностей, реальности, смысла, которые существовали бы безотносительно к каждому конкретно живущему. Нет никакой общей, единой для всех, реальности человеческого существования; наоборот, каждый из нас живет глубоко в своем мире, в котором отражается все индивидуальное своеобразие и вся наша уникальность. Красота явленного человеческого облика, ценности и смысл, богатство и сила личностного мира суть не что-то, находящееся вне человека, во что можно было бы уверовать или что можно было бы искать и счастливо наконец найти (утвердить, постичь, завоевать, украсть, позаимствовать, одолжить, завладеть обманом, притянуть за уши и т. п. и т. д.), но что раскрывается из глубин личностного в человеке. Путь такого раскрытия человека в человеке — это и есть путь творчества.

Наше время, конец XX — начало XXI в., нам видится периодом разложения традиционной мировоззренческой парадигмы, бывшей на вооружении человека, по крайней мере, с начала древнейших цивилизаций Месопотамии и Египта, и началом становления в ее недрах нового мировоззрения, попытку целостного осознания которого и предлагает настоящая книга. Можно сказать, что становление такого нового мировоззрения преодолевает взгляд на человека как на существо разумное по преимуществу; высшее качество человека перестают видеть в факте его разумности, но начинают утверждать в возможности сознательного личностного творчества. Разум человека, то есть наша способность мыслить, облекать мысли в слова, таким образом познавать и действовать в соответствии с характером познаваемого, является могучим орудием и средством познания, осознания жизни. Но именно только "орудием и средством" и только познания, не относящимся к самой сути человека, не являющимся самой жизнью. До всякой рационализации происходящего существует само это происходящее; до всякого моего действия существую я сам, действующий. Разум, будучи противопоставленным всем остальным, "субъективным", составляющим человека, превращается в его тюремщика, всегда претендующего на то, что то, что он думает о реальности — и есть сама реальность (и именно вся реальность, обязательная для всех).

Вот и здесь: для нас есть реальнейший соблазн и взаправду проникнуться своей особой миссией в деле "объективной смены мировоззренческих парадигм человечества", в деле развенчивания и сбрасывания с корабля современности дедушки Разума и в узрении природы жизни человека как процесса творчества. Но нет, вроде пока держимся, реальность книжных слов и реальность жизни вот этого конкретного человека пока еще не смешиваем. Пока действительно еще думаем, что "традиционное мировоззрение", "новое мировоззрение", "Разум", "творчество", сотни других слов и понятий этой книги — только лишь выразительные, описательные средства переживаемого нами, но не объективная реальность, существующая вне и независимо от нас и обязательная для всех живущих. Более же всего хотим не того, чтобы через какое-то время нас повсеместно цитировали на страницах учебников по "творчеству жизни" или солидных периодических изданий, не расписанного на полгода вперед графика выступлений и интервью по ведущим телеканалам мира, не признания со стороны "и безусого школьника, и почтенного старца". Но единственно хотим возможности переживания нами большей полноты жизни, более сознательной жизни.

Поэтому дальше, по содержанию книги, поговорим о новом и о традиционном в мировоззрении, но не о каком-то новом мировоззрении, приходящем на смену традиционному, так же объективно и неотвратимо, как ночь сменяет день. Будем сокращенно говорить именно о новом и о традиционном — чтобы каждый раз не добавлять мировоззрение, — причем описание нового будет всегда так или иначе отталкиваться от сформированной выше реальности традиционного.

Кроме того, следует особо подчеркнуть, что речь будет всегда идти не столько о самом мировоззрении (носителем целостного мировоззрения является индивидуальный человек, мировоззрение которого первично по отношению ко всякого рода моей попытке разделить его объем на некие составляющие), сколько о первичных установках того или иного мировоззрения, которые действительно могут быть традиционными или новыми. То, о чем мы будем писать как о новом — вовсе не ново, и уже не единожды было явлено в реальности жизни многих наших предшественников. Так, христианство, особенно в своем экзотерическом варианте, предлагает комплекс таких мировоззренческих установок, которые весьма традиционны в нашем понимании, но жизни и миры отдельных христиан, особенно из числа основателей этой религиозной традиции, во многом находились в пространстве нового. Человек выходит за рамки традиционного и входит в пространство нового всякий раз, когда переживает реальность полноты, гармоничности, красоты и радости жизни, когда никакая истина не может для меня закрыть, перечеркнуть живой опыт другого человека или мой собственный опыт. Сознание нового не знает четких линий демаркации и разделения, включая и линию, отделяющую новое от традиционного. Скорее там, где радостно и здорово, где сильно и полно — там и новая жизнь, без всяких специальных оговорок и условий, без всяких внешних признаков и отличительных черт.