Творцы новой науки, вплоть до Ньютона и его ближайших последователей, были глубоко набожными натурами. Занятия науками стали для них чем-то вроде нового религиозного долга, а страстное признание Ньютона: "Боже, я мыслю вслед за тобою твоими же категориями!" — стало лишь одним из многих в ряду аналогичных высказываний. Переживание божественной полноты жизни через основополагающие откровения мироздания об истинной своей природе, поражающая воображение грандиозность такой новой Вселенной, которая просто не могла не быть "ничейной" — настолько в ней все было гармонично и одновременно просто, более чем полуторатысячелетняя глыба христианской традиции богоутверждения и мироконструирования, наконец, всегдашнее незнание человеком первопричины всего сущего — все эти факторы приводили к утверждению веры-знания-необходимости существования Бога.

То, что не совсем было понятно у нового человека XVII века, стало определенно ясно к концу века XVIII. "Естественная религия Разума" просветителей уже не была ни христианской по сути, ни религией по форме (если под религией понимать установку на безусловное принятие некоего исторического откровения и обрядово-законнический образ жизни). По сути, все различия между деистическими взглядами Вольтера, рациональным скептицизмом Юма, "природными" воззрениями Руссо или атеизмом Дидро и Гольбаха заведомо были меньше того единодушия, с которыми все эти мыслители давали зеленый свет последовательно светским взглядам на природу человека как существа разумного прежде всего. Стараниями просветителей наука и религия оказались окончательно разведены в разные стороны, а все мосты между ними — сожжены.

И если у Декарта постулирование Бога из существования человеческого "я" происходило само собой, незаметно и неосознанно для самого Декарта, набожного католика, то Кант был уже последовательно сознателен, когда предлагал просто верить в Бога. Всякого рода попытки связать воедино Веру и Разум, перейти от чувственного к сверхчувственному, рационально вывести существование Бога, вечных духовных и нравственных ценностей несостоятельны и изначально обречены на провал. Бог, душа не могут быть объектами человеческой науки, подобно миру физических явлений. Они непознаваемые "вещи в себе". Человек вправе претендовать на безусловную истинность своего познания феноменального мира, но мир духовных, нравственных категорий, мир уровня "вещей в себе" принципиально закрыт для познания. Остается только вера в существование Бога и тем самым в незыблемость и общеобязательность духовно-нравственных ценностей. Подобного рода вера поможет поступать нравственно. "Вся нравственность рода человеческого рушится без Веры", — предупреждал Кант.

Эпохальные разграничения и кричащий дуализм Канта бросили вызов всей метафизике XIX века, побуждая последнюю к монистическому синтезу, казалось бы, окончательно разделенных и никак не связанных между собой двух истин, двух миров — материального мира научного познания и духовного мира религиозных постулатов и нравственных ценностей. Действительно, Кант поставил огромный знак вопроса, не замечать который уже не получалось. Раздваивающая в самом своем основании психологическая установка одновременно на активность и самоограничение Разума, познаваемость феноменального и принципиальную непознаваемость ноуменального, "вещей в себе" уровня реальности — чем всегда только и был жив человек! — заживо хоронила всякую претензию на определенность природы человека как существа разумного, претензию на знание человеком самого себя. Ибо если человек действительно разумен по своей природе, то путь к лучшей, более истинной жизни пролегает отнюдь не через самоограничение, но именно через максимально возможную активность Разума, в последовательном проявлении человеком своей разумной природы. На путях последовательно-рационального и всесторонне научного подхода к жизни человек наконец откроет основания для новой этики и нравственности, духовного и ценностного, но тогда уже ничто не будет ограничивать природу человека, и жизнь будет устроена в соответствии с истинным положением дел.

Вызов Канта был принят. И если Гегель и немецкий идеализм снова восстановил единство мира посредством придания познавательной деятельности человека статуса духовной реальности и мир предстал как средоточие самосознания Бога, Вселенского Разума через человека, то материализм Маркса-Энгельса решил вопрос простым упразднением решающей значимости духовно-нравственного и указал на его всегда производный и вторичный характер по отношению к материально-общественному измерению жизни человека. Если у Гегеля и К°^* человек оказывался только орудием, средством самопрославления Божества, то у Маркса и К°^** человеческая идея Бога, Высшего, большего чем сам человек, всего духовно-нравственного космоса человеческого существования оказались порождением ложной направленности сознания или просто удачной выдумкой, при помощи которой господствующие классы держали в повиновении трудящиеся массы.

По Марксу, "сущность человека ... есть совокупность всех общественных отношений". И как таковая, полностью, естественно, общественными отношениями и определяется. Вся тайна и вся сложность человеческого существования, дерзновенные порывы творчества и чудеса святости, глубина и боль, любовь и страдание перестали представлять сколь-нибудь большую загадку для Маркса. Равно как и все мировоззренческие, религиозные и художественные ценности каждой эпохи, которые отныне можно было легко объяснить такими переменными, как политика и экономика.

Согласно эволюционной теории Дарвина, человек, как и всякий прочий биологический вид, является плодом эволюции естественных процессов природы. Можно, конечно, наивно верить в божественное происхождение человека, но бесстрастный научный анализ однозначно указывает на его животное происхождение из высших приматов. Можно, конечно, указывать на уникальность человеческого разума в мире природы и тем обосновывать свои претензии на веру в божественность человека, но такая вера в высшей степени беспочвенна и сомнительна. В то же время представляется более чем убедительным то, что Разум стал действительно уникальным продуктом биологической эволюции-приспособления человека к условиям своего существования. В мире физическом, в мире природы конечно можно узревать какие-то дополнительные смысло- и целеполагающие уровни духовного и нравственного порядка, но в основе своей все определяется наследственностью и изменчивостью видов, а также естественным отбором.

Человек на порядок Разума выше любого другого животного, именно поэтому возможно общество и разумные законы человеческого общежития, а отнюдь не всесилие естественного отбора как основного закона эволюции и самой жизни. Однако для думающего европейца второй половины XIX века в дарвиновской борьбе за существование и в его трактовке естественного отбора как выживания наиболее приспособленных могла привидеться действительность отнюдь не только мира природы, но и указание на некое глубинное иррациональное основание в самом человеке, окончательно не преодоленное сознательной эволюцией Homo Sapiens. В самом деле, история и современность были сплошь и рядом полны примеров проявления именно животности, а не разумности человеческой природы.

Опасения "думающего европейца" были ненапрасными. Не успело пройти и несколько десятилетий после открытия эволюционных законов Дарвином и еще при жизни последнего, как Ницше назвал по имени эту иррациональную основу жизни человека и всей органической природы. "Воля к власти" как присущее всему живому стремление к самоутверждению и доминированию — вот та движущая сила жизни, которая единственно и определяет всю побудительно-мотивационную сферу человека. Понятно, что люди весьма отличаются — и отличаются безнадежно, непоправимо, от природы, от самого рождения — именно степенью проявленности этой основополагающей силы жизни. Поэтому существуют сильные люди, или хозяева жизни, и люди слабые, или рабы. Когда-то хозяева господствовали в жизни, и можно назвать здесь в качестве примера Древнюю Грецию периодов архаики и классики. Но со временем их победили рабы, причем победили не силой, а количеством.

Христианство явилось классическим выражением осуществления реальности рабской морали, с ее основополагающими установками на проявление сострадательности, мягкосердечия, альтруизма, добродетели. Признаками же расы господ следует считать первоочередное сознание личного достоинства и непогрешимости, а также настойчивость, решительность и несгибаемость воли в достижении поставленных перед собой целей. "Человеческая, слишком человеческая" современность с ее главенствующей рабской моралью, со всеми ее идеалами — общественными или политическими, буржуазными или религиозными, научными или философско-этическими — должна быть отброшена и оставлена как детище, вызванное к жизни и выпестованное единственно человеческой слабостью. В отношении современности и всей ее реальности, всех ее ценностей, достойнее всего — это открытое противопоставление и бунт. Точно так же должен быть отброшен и преодолен и сам человек как окончательно выродившийся в раба жалкий обыватель. Все человеческие возможности для хозяина жизни, для сильного человека, уже исчерпаны и откровенно малы — речь должна идти о грядущей расе Сверхлюдей^***, для которых первичным будет акт самосозидающей сверхчеловеческой Воли.

И если сомнения Ницше в человечности человека, в природе человека как существа разумного были высказаны в поэтико-метафорической, бессистемной и, уже точно, ненаучной форме (что в глазах многих его современников хоть и могло свидетельствовать о художественном даре мыслителя, но само по себе не могло претендовать на безусловную онтологическую силу, на то, что подобного рода рассуждения и сомнения — истинны и общеобязательно-правдивы), то открытие Фрейдом бессознательного внесло сумятицу и в эти, научно-взыскательные, ряды читающей публики. Фрейд, научность самой сути и основной массы исследований которого не вызывает никакого сомнения, явил убедительные доказательства того, что действия и состояния человека — действительно суть что-то, что принципиально не генерируется и даже не регулируется Разумом, но что по преимуществу определяется подсознанием человека. В свете психоанализа выходило, что Разум — эта причина гордости и высшая претензия человека Нового Времени на свое качество — представляет собой достаточно неустойчивое и производное образование, вторичное по отношению к существованию мощнейших иррациональных сил и факторов в человеческой психике, которые и формируют по преимуществу всю побудительно-мотивационную природу человека.

К началу XX века, когда классическая наука твердо заявила о своем принципиальном знании природы миропорядка, а научный метод, будучи применимым к исследованию различных сторон жизни человека и среды его существования, уже успел дать удивительно плодотворные результаты, человек торжествующе посмотрелся в зеркало самосознания и... отшатнулся. В самом деле, образ человека, который рисовало бесстрастное научное исследование, был в высшей степени достоин жалости и сострадания. Законом человеческого существования был признан его Величество Случай. В высшей степени случайной представлялась сама возможность зарождения жизни на Земле. Просто поразительным представляется такое редкостное сочетание природных и прочих необходимых условий для белковой организации жизни, какое сложилось в свое время именно на Земле и нигде больше. Нельзя сказать, что и эволюция человека как вида была чем-то изначально запланированным и обязательным. Напротив, это наш счастливый человеческий шанс, что мы однажды появились на свет, проделав невообразимо долгий и трудный эволюционный путь развития с одноклеточных форм. Представляется более чем случайным и то, что до сих пор эволюция человека проходит в столь благоприятных физических условиях. Если быть до конца откровенными, человек мало чем отличается от динозавров и других видов, из числа некогда полновластно хозяйничавших на Земле, но после уничтоженных в результате наступления неблагоприятных условий для своего существования. В свете последних научных изысканий выходило, что человек явился во многом побочным и в общем-то необязательным продуктом материальной эволюции, отличающимся от других животных только наличием Разума. Но и последний представляет из себя достаточно хрупкое и случайное образование, лишь относительно исторически недавно выделившееся из первозданной стихии бессознательного для возможности общества и разумных действий. История человечества предстала как линия поступательного эволюционного продвижения от бессознательно-магической стадии развития через утверждение и развитие сознания мифологического и религиозного вплоть до Нового Времени с его научным сознанием, при котором человек наконец освобождается от власти собственных проекций, главнейшей из которых следует признать образ христианского Бога, и началами последовательно-разумного существования в соответствии с истинной своей природой.

Высшее качество и проявление человека утверждается за способностью познавать существующий миропорядок, как он есть на самом деле, вне и независимо от индивидуальности познающего человека. По определению, всякое знание, всякий познавательный акт возможны только как объективное знание, как акт только объективного познания. Получается, что все религиозные, нравственные, духовные ценности человека, равно как и весь космос его индивидуальных переживаний, чувствований, побуждений, глубинных привязанностей (чем всегда единственно и живет человек!) — все это не вкоренено в природу действительности, все это не есть реальность. Но есть продукт субъективного психического восприятия человеком самого себя и мира, есть проявление субъективизма человека, от которого ему надо было бы старательно открещиваться в желании познавать истинно, познавать объективно, в строгом соответствии с существующим порядком вещей. Если человека и мир как пространство человеческого существования связывают качественное отношение познания, то жертва субъективно-личным оказывалась сколь вероятно болезненной, столь и совершенно необходимой для самой возможности качественной жизни, для возможности познания.

Человеческая наука вскоре дойдет до какого-то предела в деле бесстрастно-научного обоснования феномена под названием "человек". Многие ученые скоро придут к эпохальнейшему выводу, что человека как целое лучше всего познать, если исходить из природы человека как природы биохимического робота, машины. "Появилась возможность рассмотреть человеческое поведение и функционирование разума как деятельность рефлексов, обусловленную механистическими принципами возбуждения и ответной реакции, отчасти усложненными генетическими факторами, которые сами по себе все больше привлекали внимание исследователей-экспериментаторов. Человек, рассмотренный в соответствии с определенной схемой, относительно легко поддавался достаточно точным статистическим измерениям и стал подходящим объектом для теории вероятности. Вопросы, касающиеся сущности человека и его поведения, теперь лишились всякой своей загадочности и были поставлены в один ряд с обычными инженерными задачами. И хотя, строго говоря, это было лишь принятое для удобства допущение, представление о том, что сложнейший комплекс человеческого бытия может быть сведен в конечном счете к параметрам естественных наук, получило очень широкое распространение и незаметно стало считаться научно доказанным принципом, что не замедлило сказаться и на метафизике"^****.

Наука и та методология познания, которую наука предложила в качестве универсальной основы сознательного отношения человека к миру и к самому себе, принесла ему невиданное ранее освобождение. Невообразимо расширился объем знаний относительно человеческого прошлого и настоящего, мира космоса и мира природы, однако значительно поубавилось определенности относительно самого главного — относительно моей, человеческой, природы и смысла моей, человеческой, жизни. Научный метод и научное мировоззрение оказались всем хороши, кроме вопросов смысла и того самого главного в человеческой жизни, что не может быть объективно измерено. Будучи не в силах научно обосновать видение человека идеей и реальностью высшего, большего, чем он сам, Новое Время пришло к возможности всецело определить человека идеей и реальностью низшего и меньшего, чем он сам. "Бог умер"^*****, и человек сиротливо бросился в поиски новой всеобъемлющей определенности своего существования, с готовностью беспризорника признавая за таковую любую из своих частностей. Абсолютизация той или иной составляющей человеческой природы или опыта оказалось весьма продуктивным методом в создании разного рода "измов" и "логий". Усиленное схемотворчество стало любимым занятием, просто-таки страстью человека разумного начиная со второй половины XVIII века и вплоть до наших дней.

Освободившийся при помощи Разума от тирании сверхличного Бога, человек не сумел отыскать в себе самом Архимедову точку опоры и поэтому попал в тотальное рабство продуктов своего Разума. Никто не сомневается в том, что человек живет в обществе, но можно очень даже сомневаться в мировоззренческих выводах Маркса, последовавших после утверждения такого очевидного факта в качестве единственной истины человеческого существования. Очевидно, что Фрейд не зря говорит о реальности бессознательного, о важности сознательного отношения к нему, но последовательная раскрутка его психоаналитического метода в качестве единственной истины о внутреннем мире человеческой психики рождает желание скорее смерти, чем такой истинной жизни. Наконец, все течет, все меняется, все эволюционно развивается, но к чему принижать человека до уровня животного, зачем поспешно искать себе родственников из числа обезьян, к чему вообще претензия на принципиальное знание мною всего существующего? "Знания" как моей способности говорить об этом, писать книги и диссертации? К чему утверждать и искренне верить в то, что я, человек, больше других живущих, знаю про их действительную живую суть, что относительно жизни другого я могу оценивать "объективно", всякое же мнение этого другого, не совпадающее с моим будет уже "субъективным" и поэтому ошибочным, плохим, не отображающим природу миропорядка и не имеющим права на существование? Что же делать, если другой и его взгляды существуют, они реальны, как реален я сам и мои взгляды? Если другой, в свою очередь отказывает мне в объективности и обвиняет в субъективности, неистинности и недолжности моего познания и меня самого?...

^* Имею в виду все идеалистические направления в философии, прежде всего немецкой философии XIX века.

^** Имею в виду все материалистические направления в философии и примыкающих к ним философов.

^*** Собственно, Сверхчеловеков, потому что именно о Сверхчеловеке грезил Ницше.

^**** Цитата по: Тарнас Р. "История западного мышления". М., 1995., с. 280.

^***** Диагноз Ницше