* * *
Первое и самое сильное ощущение: это не художественное произведение, и возражения двух уважаемых писателей меня не переубедили. Это публицистика, переодетая в беллетристику. Выньте из романа его стержень – дискету Сошникова – и он рассыплется. Потому что весь остальной текст – не более чем приложение к тексту дискеты. Такая цветастая упаковка, как единственный способ донести до читателя свои мысли о судьбах страны. Я уже писал о том, что с этими мыслями в корне не согласен, но им нельзя отказать в искренности и выстраданности. Это публицистика действительно высокого качества. К сожалению, о тексте собственно романа этого сказать не могу.
Итак, к тексту. При чтении постоянно возникала мысль: а Рыбаков ведь совершенно не знает сегодняшней жизни. Не знает, не понимает и не может себя в ней найти. И его главной ошибкой, на мой взгляд, явилось именно то, что, не зная и не понимая этой жизни, он ее пытается изобразить и даже учит жизни своего читателя. Те, кого он знал и любил – интеллигенты советского образца – вымерли как динозавры, не выдержав новых условий. Выросли новые люди; они не лучше и не хуже, они другие, с новыми и непонятными автору ценностями и целями. Рыбаков же пытается осмыслить их поведение в рамках своей, старой системы ценностей – и в результате имеем набор безжизненных манекенов. Эти манекены словно сошли со страниц газет или сборников анекдотов. Обязательный "толстолобик в малиновом пиджаке" (кстати, малиновые пиджаки давно ни один толстолобик не носит). Рыбаков так не любит этих толстолобиков из газетных статей, что не брезгует даже откровенной безвкусицей:
Он эту точку откупил, козел, и уже назавтра – наезд, а я, в натуре, обратно крайний...
Или автор действительно уверен, что новые русские именно так и разговаривают? Или Еськов прав, и это просто постмодернизм? Но бог с ними, с толстолобиками. Даже Антон, главный герой, и тот не выглядит живым человеком. К читавшим роман: положа руку на сердце, признайтесь, можете ли вы его представить хотя бы визуально? (мужика с обложки просьба не предлагать) Его психологический профиль столь же невнятен. А регулярно цитируемые комплименты в его адрес по поводу его кристальной честности и недюжинного ума лишь добавляют манекену безжизненности. Пожалуй, Рыбаков и сам это все понимает. И, в попытке вдохнуть жизнь в свое повествование, напичкал роман таким обилием бытовушных подробностей, что иногда читать это становится просто невозможно. Бесконечные кидания веточек в реку (на страницу), технология приноса тапочек (на полстраницы), или мытье посуды (еще на полстраницы). А чтобы создавалась видимость нужности этих нудных описаний различных телодвижений – надо подпустить немного философии:
Посуда – это была моя постоянная нагрузка. <...> Результат сразу виден, и результат прекрасный, вдохновляющий: было грязное, и вот через минуту, стоило чуть поскрести, – уже чистое. В жизни бы так. Но в жизни это настолько же сложнее, насколько человек сложнее тарелки.
Умные мысли. Всем бы таких.
Из этой же серии – постоянные воспоминания об отпуске в Крыму, ничего не дающие роману. Но что поделаешь, и рад был бы о чем-то другом написать – но не о чем, видимо. А в Крыму недавно отдыхал, не пропадать же впечатлениям? Сюда их, в общую кучу, для пущей жизненности.
А чтобы читатель от всей этой нуднятины не заскучал – вставим детективную интригу. Настолько примитивную и тупую, что классики жанра наверняка в своих гробах вертятся волчком. Я бы ее с удовольствием сейчас обсмаковал – но Еськов опередил. У меня так не получится, читайте Еськова.
Да, совсем забыл упомянуть еще одну функцию персонажей романа: они нужны, чтобы высказывать остатки мыслей, не влезших по тем или иным причинам в текст Сошникова. Вербицкий, к примеру, про литературу долго рассуждает. Как все в ней сегодняшней ужасно и как критики, например, не любят, когда в книге есть диалоги. Рыбаков, в пику таким критикам, в полемическом запале так полюбил диалоги, что не стыдится вставить что-нибудь типа:
– Ты голодный? Пообедаешь?
– А ты?
– Без меня не станешь?
– Не стану.
– Я же растолстею. И ты меня разлюбишь.
Я смолчал. Она смешалась.
И так почти на каждой странице, к месту и не к месту. Лишь бы было. Как в частушке: "Мимо тещиного дома я без шуток не хожу..."
Впрочем, одну мысль, которая присутствует в романе, никак нельзя связать с публицистикой. А именно – навязчивую идею о том, что надо прощать, и тогда все у нас будет хорошо. В романе все регулярно друг друга прощают. Даже Вербицкого – и того простили. Вот только вопрос такой возникает: НУ И ЧТО? К чему все это? Это такой рецепт выживания России? Сомнительный рецепт. Не говоря о том, что такой способностью прощать кого ни попадя обладают, похоже, только полубог-папа да сусальный сын-экстрасенс. Так что к реальной жизни все это отношения не имеет, пожалуй. И оттого выглядят все эти прощения неестественно. Даже противоестественно.
И в заключение, скрепя сердце, должен признать: роман, вероятно удался. Если бы не удался – вряд ли бы я сподобился все это написать. Вот только удача эта, IMHO, сомнительного свойства. Эта не удача Художника, она сродни скорее удаче Чернышевского, написавшего "Что делать?".
Блин, не дай бог еще Герцена кто-нибудь разбудит...
29.07.2000
??????.
Рецензент(ы):
На:
Рецензию предоставил(а): ????? ????? ????
