???????????? ????????? ???????? ????: ?????? ????, ????? ??????
|
"Американские астронавты отремонтировали телескоп "Хаббл", долгое время дававший искаженное изображение. Первые же снимки показали, что Б-г есть." "Бэсэдэр?", №50 |
Натали Земон Дэвис - историк, чья известность в последнее время больше похожа на популярность. А когда за книгу садятся историки, да вдобавок еще и профессора таких университетов, как Торонтский или Принстонский, вариантов бывает ровно два: либо книга получается такой скучной, что от скуки, как от клюквы, начинает сводить скулы, либо такой интересной, что прочитываешь ее за вечер. Или за два. "Дамы на обочине" - очевидно из вторых. Я прочла ее за вечер.
Взяв книгу в руки сразу настораживаешься. Если конкретней, то настораживает название с его "дамами", от которых веет блудливым маньеризмом анекдотов о поручике Ржевском. Раскрыв ее, правда, быстро остываешь, поскольку становится очевидным, что под "дамами" имеются в виду всего лишь женщины, women, которые располагаются on the margins. Так уж повелось, что под словом "маргиналии" читательская аудитория книг, подобных представленной, обычно разумеет "маргиналии культуры" или, на худой конец - маргиналии философии, ставшие популярными с легкой руки соответствующего московского издательства. И уж в самую последнюю очередь - обочину. Впрочем, впечатления от книги эта "обочина" совершенно не портит, напротив, даже придает переводу, в целом безупречному, некую благородную пикантность. "Дамы на обочине" вообще настраивают на редкий для нынешней культурной ситуации лад - на апологетику. Что бы Натали Земон Дэвис в книге не делала, все это хочется похвалить. Причем, как можно более горячо. Чем же удалось достичь столь вдохновляющего результата? Мне кажется, и я попытаюсь эту свою мысль проиллюстрировать рассуждениями, изложенными ниже, дело здесь в радикальной смене оптики.
Мне известно по крайней мере два основных дискурса, в которых современная культура (и элитная культура тоже) производит экспликацию женского. Первый осуществляет эту экспликацию через любовь, второй - через освобождение (в частности, через освобождение от любви). Не нужно научной степени для того, чтобы заметить, что первый ("через любовь") так глубоко пустил свои корни в поп-культуре, что стал просто несносен. На эстраде, например, царит вечный март, в смысле тем и голосов. Все, что поется - поется о любви и ее фантазматических проекциях. Знакомство с ассортиментом книг о женщинах и для женщин напоминает разглядывание рекламного буклета дома терпимости, до такой степени литераторы озабочены проблемами того кто, кому, когда отдался, или, выражаясь языком масскульта, кто кого и когда страстно любил. Не удивительно поэтому, что попадания в серии вроде "Знаменитые женщины истории" удостаиваются в основном скромные труженицы альковов - всякие мадам Помпадур и Клеопатры. (К слову, чести быть рассмотренными в книге Натали Земон Дэвис удостоились личности иного метафизического склада).
Второй дискурс, функционирующий "через освобождение", пришелся ко двору в так называемой "феминистски-ориентированной" литературе, декларации вроде "я сама" - родом из него. Хотим мы того или нет, но сами речевые политики вимен стадиз, построенные на проблематизации концептов "равенства", "различий", "феминности" "маскулинности", уйдя в народ, стали весьма причудливо транслироваться культурой, причудливо в данном случае значит однобоко. "Мужчина и методы его дрессировки" - анонс книги с таким многообещающим названием я видела сегодня в журнале. Этот дискурс в последнее время проторил себе дорожку даже в женские глянцевые журналы, доказав, что он может прекрасно сосуществовать с дискурсами "через любовь". Журнал Cosmopolitan теперь как бы неявно советует своим читательницам разделить время своей жизни надвое: первую часть при этом следует посвятить любви ("как понравиться мужчине в биллиардной"), а вторую - освобождению от любви ("окунись с головой в работу и выбрось из головы свой неудачный роман").
Наверное, не стоит говорить, что оба этих дискурса находятся не в ладу с дискурсами социальной реальности. Как и с самой "объективной реальностью, данной нам в ощущениях". Рождаемость падает вместе с количеством заключаемых браков, секс и эротика эмигрируют в Интернет со скоростью, близкой ко второй космической, порнографии в Интернете уже давным-давно в десятки раз больше, чем так называемой "информации". Целующуюся пару можно увидеть разве что случайно, чаще всего - на рекламе шоколада или презервативов, которые, к большому сожалению одного моего знакомого аптекаря, "очень плохо продаются". В то же время журнал "Плейбой" (наш как бы бастион любви во всех склонениях), по мнению модного литературного критика Вячеслава Курицына, становится вторым по читабельности после Нового Литературного Обозрения (которое, кстати, и издало книгу Н.З.Дэвис) художественно-литературным изданием. И что самое интересное, не только я, но и многие мои коллеги с Курицыным согласны. Что это - очередная смена полюсов в культуре или просто оскудение нивы "любви", затронувшее даже "Плейбой"?
Одним словом, сравнивая то, что пишется и поется, с тем, что происходит, задаешься одним непраздным вопросом - где же та самая "любовь"? Уже давно в умные головы обоих полов закрадывалось подозрение, что любить и быть любимой - это не единственное, чем может заняться женщина в качестве человеческого существа. На эту тему много шутил Чехов - видимо, уже в его времена было очевидно, что европейская культура настолько перекормлена любовью, что перестала ее продуцировать и даже по-настоящему замечать. Тогда возникает второй вопрос: а можно как-нибудь без "любви"? То есть - вообще без "любви". Даже не употребляя это слово. Не потому, что оно плохое. А потому, что оно отнюдь не единственное и притом изрядно надоело. Иначе говоря, нельзя ли сменить оптику на внегендерную? Натали Земон Дэвис убедительно доказывает, что без "любви" дискурсы экспликации женского тоже прекрасно разворачиваются. И даже прекрасней, чем раньше.
В центре исследования три женских фигуры: Гликль бас Иуда Лейб - еврейка, коммерсант, хронист-любитель, Мари Воплощения - праведница, просветительница североамериканских индейцев и автор богоугодной литературы и Мария Сибилла Мериан - художница, энтомолог, исследовательница нравов и природы Суринама. Несмотря на то, что три героини друг с другом не встречались и, буде представилась бы такая возможность, скорее всего воздержались бы от совместного чаепития, у них много общего. Не на уровне кулинарных предпочтений - здесь как раз "различия" цветут пышным цветом, но на уровне жизненных императивов. Две из них - Мари Воплощения и Гликль бас Иуда страстно любили писать. Мария Сибилла Мериан - рисовать и наблюдать насекомых, в чем достигла вершин. Автор книги с учительским упорством проводит доказательство одного и того же тезиса - в их жизнях было что-то, принципиально несводимое к "вечному женскому", к "любви", и даже слово "сублимация" в рассказы об их жизнях вставить некуда. Тем более отрадно видеть, что Натали Земон Дэвис делать этого и не пытается. Как не пытается она и заигрывать с модной ноне "психоаналитической культурологией", да и вообще с психоанализом, чем достигается редкий эффект чистоты и непредвзятости изложения. Мне самой очень нравится психоанализ. Но нельзя не признать, что злоупотреблять им все равно, что злоупотреблять junk food - чревато избыточным весом и несварением. "Дамы на обочине" - изящная книга.
Все три героини книги "Дамы на обочине" были из женщин, которые "знают" и "умеют". Они жили ценностями, которые даже сейчас, почему-то, иногда называют "мужскими", хотя на мой взгляд эти ценности как раз "вне-гендерные" или так называемые "общечеловеческие". Среди них - императив личностного роста как проекта познания космоса через себя и наоборот - тяга к устроению и переустроению социальной реальности, страсть разделять с другими свое время, вещи, фантазии. Впрочем, несмотря на "мужские", по мнению Дэвис, ценности, ни одна из героинь не относилась к странноватой (с точки зрения онтологического статуса) категории "синих чулков" - все трое, включая монахиню Мари Воплощения, числили в своих биографических активах брак - удачный или неудачный. Все три в большей или меньшей степени познали радости и тяготы чадородия - Гликль бас Иуда Лейб была матерью четырнадцати (!) детей, Мария Воплощения имела сына, который сыграл небезынтересную роль в ее исторической судьбе в качестве комментатора ее жизни и воззрений, популяризатора ее религиозных установок и литературного наследия, а Мария Сибилла Мериан воспитывала двух дочерей. Все три женщины были образованными, причем приписка "для своего времени" в данном случае излишня - и в наше "просвещенное" время женщину, знающую и умеющую столь многое, сочли бы не менее, чем "пи эйч ди".
Все три женщины, знакомство с которыми Н.З.Дэвис называет для себя "состоявшимся", были профессионалами в своем деле - Гликль бас Иуда Лейб - в торговых операциях и даче денег под проценты, Мария Воплощения - в миссионерстве и дисциплинах наподобие Закона Божьего, который она доносила до коренного американского населения на французском, а также на наречиях гуронов, алгонкинов, ирокезов. Мария Сибилла Мериан хватала звезды с небес энтомологии и была весьма сведуща в изобразительном искусстве, которое практиковала в широчайшем спектре его проявлений (исключая, разве что, компьютерный дизайн). И Гликль бас Иуда Лейб, и Мария Сибилла Мериан, и, разумеется, Мари Воплощения были не чужды метафизической вертикали, один из разделов книги даже называется "В спорах с Богом", все три - каждая по-своему реализовывали это редкое женское дерзновение рассуждать о горнем. Чувствуется, что этот общий знаменатель был очень существенным для Н.З.Дэвис. Он, мне кажется, и был тем критерием, в соответствии с которым были избраны для детального рассмотрения именно эти женщины. Этот общий знаменатель как бы дал Натали Земон Дэвис право не только осуществлять свою историческую реконструкцию, но и осуществлять ее в терминах суждений "по гамбургскому счету", отрешенно, без идеализаций. Другими словами, именно дерзновение героинь вести плодотворные диалоги с небесами санкционировало для Н.З.Дэвис позицию, где нет "ее собственного мнения", интонацию евангелистов - заинтересованной беспристрастности, единственную интонацию, с которой можно говорить о чужих диалогах с небесами.
Возможно, на сей раз я впала в соблазн идеализировать автора "Дам на обочине", в отношении которой не следует забывать, что она все-таки историк, притом академически ангажированный. Возможно, эта чудесная отрешенность, "беспристрастность" интонации, с которой написана книга, есть тот самый редкий случай, когда игра в "научную объективность" дала съедобные плоды. В принципе, на личном опыте я сама неоднократно убеждалась в том, что несмотря на несколько десятилетий аргументированных стараний деконструкторов дискурсов "объективности" (от теоретиков постмодерна до светочей философии науки с их парадоксами, свидетельствующими об отсутствии способов обеспечить какую-либо "объективность" даже в наблюдениях над электроном, не говоря уже о так называемых "гуманитарных" дисциплинах), представители американской академической общественности остались в общем-то глухи ко всем этим откровениям. К ним остались глухи даже в сфере философии (о чем свидетельствует, в частности, список докладов на последнем Всемирном философском конгрессе), не говоря уже об историках, которые и раньше не очень-то вникали (о Франции в данном случае лучше временно забыть, она, как обычно, исключение). И, возможно, книга Натали Земон Дэвис - блистательное доказательство того, что те, кто не вникали в деконструкцию объективности тоже были по-своему правы. Так или иначе, но относительное отсутствие "авторской позиции" сослужило книге хорошую службу. У нее появился настоящий "второй план", настоящие собственные маргиналии, в создании которых несказанно преуспели представители легендарной школы "Анналов".
"Маргиналии маргиналий" - скучное борхесианское словосочетание; сразу вспоминаются зеркала, "вложенности" высказываний, унылые языковые игры. Но, все-таки, видеть наличие этих двойных маргиналий очень приятно. На этих, вторых маргиналиях ашкеназы ждут своего мессию, в роли которого проваливается Саббатай Цви. На них новообращенный в христианство матерью Марией алгонкинский шаман произносит прочувствованную речь, из которой следует, что теперь именно "Великий Вождь Иисус Христос" ведет его на охоту и что даже если бобры не станут бежать на него, сгорая от желания отдать ему свои шкуры, он все равно останется христианином. На этих маргиналиях Петр Первый скупает акварели и рисунки Марии Сибиллы Мериан для коллекции петербургской Академии Наук с тем, чтобы в один прекрасный день они были выставлены в Кунсткамере, а юный Владимир Набоков возвратился со старательно воспетого чердака родительского дома с фолиантом Марии Сибиллы Мериан, посвященным суринамским насекомым, и влюбился в энтомологию на всю оставшуюся жизнь. "Маргиналии маргиналий" таким образом конкурируют с мейнстримом маргиналий, то есть, как уже было выяснено, мэйнстримом "обочин", хитростью вынуждая читателя тратить свое время на то, чтобы разбираться, смотреть сноски и, что уж совсем в наше время некстати, на то, чтобы "думать".
Даже обложка "Дам на обочине" интересна и достойна отдельного краткого рассмотрения. Интересна потому, что симптоматична - на черном фоне профиль женщины, почти полностью закрытый серо-синим покрывалом. Фактически, на обозрение читателю остается только нос, гендерная принадлежность которого остается под вопросом. Внегендерные руки "объекта" сложены в католическом молитвенном жесте, который можно трактовать также как жест скорби. В ассоциативных рядах, возникающих в связи с этой головой под покрывалом, также есть что-то пасмурное - вспоминаются "тени" гомеровского Аида, как их обычно изображают в соответствующих кинопостановках про Одиссея, а также женские фигуры, скорбно опирающиеся на кладбищенские кресты с легкой руки скульпторов из контор ритуальных услуг.
О соображениях, исходя из которых дизайнер, разрабатывавший обложку, счел художественно оптимальным именно такое решение, можно догадываться - раз книга о женщинах не содержит "любви" (хотя бы и в форме "преодоления любви"), значит и ассоциации она должна пробуждать в читателе самые что ни на есть замогильные - тени, скорбные андрогины, чернота ушедших столетий. В действительности, решив ассоциативный ряд обложки таким образом, художник лишь воспользовался одним из готовых образных шаблонов европейской культуры, в которой только недавно начали учиться толерантности в отношении женщин, равнодушных к своей "феминности", к своей "любви". Такая траурная позиция - женщина как унылая тень под покрывалом - мне не близка. Во-первых, книга Натали Земон Дэвис со всей очевидностью является примером жизнеутверждающего, витального академического исследования, что не столь уж часто встречается в областях, где рассматривается тема женского. В этом смысле - в смысле взаимного соответствия визуального и семиотического измерений книги - обложку украсило бы даже отсутствие картинки. А во-вторых, "дамы", чьи жизни так старательно и детально реконструирует, выписывает Н.З.Дэвис, имеют вполне конкретные лица, которые нет нужды скрывать покрывалами. Книга вообще посвящена лицам ("три женских портрета XVII века" - указано на обложке). Можно сказать иначе: "Дамы на обочине" - это книга о человеческом выражении на женском лице. Правда, чтобы показать и разглядеть игру теней на этом лице дизайнеру обложки - да и читателю - пришлось бы вооружиться другой оптикой, той самой, пропаганде которой посвящена книга Натали Земон Дэвис. А для того, чтобы этой оптикой вооружиться, нужно эту книгу сначала прочесть.
??????.
Рецензент(ы):
На:
Источник: [????????]
