??????? ????: ??????? ? ??????????
Главный упрек в адрес так называемых массовых жанров со стороны критиков и литературоведов заключается вовсе не в изрядных тиражах соответствующих изданий (хотя досада проскальзывает) и не в легкости самого процесса подобного чтения, позволяющего следить за интригой в час пик в городском транспорте, а в стремлении все упрощать и разжевывать. Подобный упрек не мог родиться в те времена, когда литература была призвана служить источником наставления и просвещения для самых широких народных масс. Поэтому критическое внимание к специфике массовой литературы проявилось только в постсоветскую эпоху и обратной силы, вообще говоря, почти не имеет.
Столь насущная ныне "прививка" к стволу "мейнстрима" свежих элементов массовых жанров принимается только при условии усложнения, а не упрощения общей конструкции произведения и достаточной ее при этом органичности. Впрочем, восхищение может вызывать и другая ситуация - когда сюжет романа столь замысловат и динамичен, а "информация к размышлению" столь "вкусна", что заставляет любого случайного читателя как следует напрячь свои извилины. Правда, такое чтение - еще бОльшая редкость, чем что-то стОящее из "мейнстрима".
Цикл о Вейской империи Юлии Латыниной по природе своей - создание сконструированное, химерическое. Все элементы, что брошены в единый котел, выбраны автором совершенно сознательно и, главное, рассудочно: фэнтези с древнекитайским антуражем, прогрессорская деятельность пришельцев из другого мира, исторические и культурологические аллюзии, экономические теории и жанры авантюрного и плутовского романа... Отсюда некоторая холодность и остраненность повествования, усугубленная к тому же в наиболее интересной (первой из появившихся и уже дважды переизданной) части - "Колдуны и министры" (впервые опубликованной в Саратове под иным (более "фэнтезийным"?) названием - "Колдуны и Империя") - бросающейся в глаза стилизацией под классическую китайскую прозу и поэзию.
Стремление героев (как коренных жителей Империи, так и землян-пришельцев) к славе, власти, богатству способствует реформам, мятежам и революциям, приводит к появлению причудливых альянсов и то и дело ставят государство на грань катастрофы. Самые мудрые решения сталкиваются с замысловатыми контрударами не менее проницательного противника, а также с неистребимой глупостью толпы, вызывая в конце концов ощущение всеобщей бессмыслицы жизни и "суеты сует". Единственное, что можно предсказать, - так это то, что все произойдет не так, как мыслится изначально.
Топологически всю систему романов и повестей, существующих на сегодняшний день, можно представить в виде дерева: сердцевина - это "Колдуны и министры", несколько позже вышла из печати предыстория появления землян в Вейской империи - "Сто полей", во все стороны отходят боковые ветви - изданные и не изданные до сих пор (но обитающие в Сети) повести - "о Золотом Государе", "о благонравном мятежнике", "о государыне Кассии", "о пропавшем боге", "о лазоревом письме"... А прямым основным продолжением стержневого сюжета и судьбы основных героев - императорского любимца лихого Киссура и министра Шаваша - является недавно вышедший "Инсайдер".
По мере развития цикла собственно литературные псевдомодернистские его свойства отходят на второй план, излишняя стилизация всячески приглушается, круг персонажей сужается, они обретают объем - рельефно выписанные характеры и зримые мотивы своих поступков, а главным становится то, что Андрей Василевский в своей рецензии (Новый мир. 1997. N 3) охарактеризовал как элементы научной фантастики в фэнтези. Только если Жюль Верн в свое время, "развлекая и просвещая", вкладывал в головы поколения младого знания науки и техники своего времени, то Юлия Латынина ныне сосредоточилась на ненавязчивой демонстрации действия современных экономических моделей. Собственно, "инсайдер" - это и есть такой экономический термин - инвестор, действующий на основе конфиденциальной информации. Не менее загадочно и "фэнтезийно" могут, оказывается, звучать и другие понятия рынка ценных бумаг...
Конечно, "Инсайдер" бросает свой особенный отблеск на все предыдущие книги цикла. Более того, он пытается ввести, вернее даже, просто узаконить новые правила игры для этого специфического класса литературы. Современный читатель теперь не хочет терять попусту даже того времени, когда он листает рассыпающийся покетбук в транспорте, - он предпочитает за эти полчаса-час познакомиться с действительностью бандитских разборок, особенностями действий спецназа и борьбы между такими же бандитскими группировками в правительстве. Литературные негры тщетно пытаются поставить (на поток) такого рода чтение. Юлия Латынина откровенно пользуется своим преимуществом - ведь в другой своей ипостаси она квалифицированный журналист, пишущий на экономические темы, а в еще одной ипостаси - автор "крутых" боевиков, выходивших под мужским псевдонимом. Здесь тоже не обходится без химер - в пестрящей бандитскими разборками "Охоте на изюбря" (М.; СПб., 1999) распознают, например (Ольга Тимофеева в "Общей газете" за 24 июня 1999 г.), любимый некогда соцреализмом производственный роман на новый лад. А если вспомнить еще принадлежащих перу Латыниной "греческих" "Клеарха и Гераклею" (Дружба народов. 1994. N 1), побывавших в номинациях "чисто литературной" Букеровской премии (1995), то становится вполне очевидной та подмена, на которую все с бОльшей откровенностью решается Латынина: поучительность в обмен на занимательность и внешнюю парадоксальность. Упрек, высказанный Андреем Немзером в адрес "Клеарха и Гераклеи" в ее излишней "рассчитанности" и сконструированности, оборачивается успехом в более поздних созданиях - уже чисто жанровых.
"Колдунов и министров" за неимением более близких по времени аналогов сравнивали со знаменитой повестью "Трудно быть богом" Стругацких. Впрочем, на этот путь толкало и послесловие к саратовскому изданию ("История наносит ответный удар" Романа Арбитмана), впрямую сравнивающее два этих произведения и назвавшее "прогрессорами" землян на Вее. Были параллели и более тонкие: ведь и "Трудно быть богом" не ограничивается аллюзиями чисто европейскими и русскими (институт вассальной зависимости, манера сложения стихов, психология монашества, например, более близки средневековой Японии), и вейский "прокитайский" цикл не чурается российской истории и современности (ср. историю владычества государыни Кассии и фаворитизм при Екатерине II).
В отличие от первых книг цикла "Инсайдер" исторические параллели использует уже только в чисто утилитарных целях - для создания колорита и поддержания связи с другими частями. Он устремлен в современность, а оттого преобразует эпически условную жестокость начальных романов в осознанную инструментальную безжалостность внеэкономических методов борьбы, а абстрактная и неосуществимая мечта о всеобщем счастье оборачивается в методичное обретение прибыли с попутными дивидендами для собственного народа в самом лучшем случае. Колдуны вымерли напрочь, уступив "министрам" и оставшись только в роли дремучих базарных фокусников и фанатичных террористов. При чтении, правда, мучают два невольных соображения: к фантастике, а тем более к фэнтези это все имеет отношение весьма опосредованное (ту же историю можно было бы сыграть в любых других масках, как в компьютерных игрушках 3D-action "от первого лица" используют один и тот же "движок", "одевая" его согласно нужде в средневековые или футуристические пейзажи и вручая в руки героев соответствующее оружие), и к тому же нас приучают не судить об истинных целях тех или иных групп по тем безжалостным методам, которые ими применяются. Герои Латыниной могут без зазрения совести убивать и пытать заведомо невинных и при этом не лишаться зрительских (а может быть, и авторских?) симпатий. Как это расходится с давней повестью той же Латыниной "Проповедник", напечатанной в N 7-12 журнала "Знание - сила" за 1994 г. (а ведь это, кажется, один и тот же мир, пусть и разные планеты)!
Создается впечатление, что писатель с читателем вступает в некий сговор, и один другому нашептывает (не разобрать, кто кому) бродячие в воздухе России на пороге XXI века "парадоксы": демократия - не всегда благо, авторитаризм и террористические методы - не всегда безусловное зло... Идеи, доказываемые построением всего романа, столь дороги автору, что в споре с достоверностью развития характеров они временами берут верх, если невозможен обычный компромисс: так, в судьбе юноши-сектанта Ашиника происходит два головокружительных перелома, подгоняющие его под требуемое, превращая то в благодарного и старательного менеджера, то в главу преступной партии.
В принципе и сама Юлия Латынина - автор явно авторитарный (в противоположность, например, тем же братьям Стругацким), то есть читателю надлежит в обязательном порядке прийти к определенной точке зрения. Это было еще в "Проповеднике", пусть и не так заметно -- в "Министрах". Наверно, это родовой признак литературы жанровой, к которой ныне тяготеет цикл. Вот только диалоги героев, те самые, в которых они друг друга поучают (добиваясь ли просветления?), - это всегда разговоры людей умных, пусть и сведущих не во всех областях. Среди главных героев Латыниной нет ватсонов, ватсоны, когда нужно, делают все как надо и без пояснений. У нее там одни шерлоки холмсы. И читатель предполагается особый - соображающий. Который, чувствуется, таким отношением весьма польщен.
??????.
Рецензент(ы):
На:
Источник: [????????????? ???? ???? ?????????]